Читать стихотворения онлайн
1
С духом, лестью омраченным,
Пустословствует наш век,
Что с огнем в душе священным
Не родится человек.
2
Что от пятки до макушки,
Движим влагой мозговой,
Обезьяны иль лягушки
Есть потомок он прямой.
3
Но довольно, чтоб пред светом
Кануть мыслям сим на дно,
Стань лицом к лицу с поэтом:
Прочитай Бородино!
Ночь с востока на землю слетела,
На неё свой плащ сквозной надела, —
Горы, долы, рощи тихо спят,
Только в небе звёздочки горят,
Только в речке струйки шелестят,
Только старая не спит одна,
О минувшем думает она,
Да и сердцу бедному не спится, —
Странной грёзой глупое томится.
«Послушай, мой ясновельможный князь!
Я Казимира уважаю;
Но, с твердою душой родясь,
Страдал и вдвое пострадаю,
Ни вас, ни сейма не боясь, —
За край, за род мой и за племя!
Подумай, Любомирский, сам:
Хмельницкий говорит как друг, — не то уж время,
Чтоб лях давал законы нам
И посылал разъезжих строгих
Сбирать с колодезей налоги
И церкви божии запродавать жидам!..
Вот положили — соберемся
И в Белой Церкви погостим:
Мы завтра там. Там мы о мире попечемся.
Условием, вельможный князь, твоим
Доволен!
В нем сказано, что всякий волен
По званию конвой и свиту привести:
Куда уж козаку за панством вслед ползти?
Вы будете на съезд с шляхетством, с гайдуками;
Однако ж кое-кто приедет и за нами!»
Расстались. Вот примчалась весть,
Что поляки скрывают месть;
Что свежая больна им рана
И им хотелось бы путем прижать Богдана
И в сеть уловкою завесть
На съезде. — Мудрено! он крепко верил в бога,
И с колыбельных лет военная тревога
Ему, как мать родная, знакома;
Притом Хмельницкий, был великого ума.
Большой конвой вели с собой поляки,
Чтоб, в недостатке слов, взять верх хоть силой драки;
Но трудно завести в заманку козака!
Узнав, что конница козачья далека,
Готовил лях свои уловки…
Богдан послал лихого ездока:
«Умри — скачи до Кочерговки.
Тут сорок верст, там сорок два полка!
Дружней, быстрей, из всей козачьей мочи,
Пусть мчатся на рысях… чтоб быть как тут к полночи!
Я знаю, наши прилетят!
И пусть все за лесом полягут по ватагам!..»
Кипит в душе Хмельницкого отвага,
Идет на съезд… Паны шумят,
Закинув кунтуши, преважно
Закручивают длинный ус,
И смотрят свысока, и говорят протяжно…
Хмельницкий не был сроду трус;
Однако ж видит: идут толки,
Паны особятся, какой-то есть секрет;
Ни откровенности, ни ласки нет,
И на него глядят как волки.
Вот он: «Шляхетные паны!
Как много привели вы свиты,
И ваши вершники все золотом прикрыты;
А мы, военною порой утруждены,
На клячах кое-как примчались;
Но, чтоб над козаком вы больше не ругались …»
Он стал перед окном,
Махнул платком —
И зашатался дом:
Под топотом копыт заговорило поле,
И света божьего, в пыли, не видно боле!
Не стало пыльных облаков —
И двадцать тысяч Козаков,
Прогнав толпу вельможеских холопей,
Стоят!
И двадцать тысяч ратных копий
Торчат!
Паны удобрились — и мир подписан,
Который славою в скрижаль времен записан.
В час, когда для жизни сердца
Я пришел в мир суеты,
Мать желанного младенца
Положила на цветы
И сказала: «Для того ты
Пеленой весны повит,
Чтоб в очах твоих заботы
Принимали счастья вид,
Чтоб улыбкой молодою
Красовалося чело,
Чтобы всё перед тобою
Жило, пело и цвело».
С той поры, хотя печали
(Наважденье адских сил!)
На пути меня встречали,
Но от них я уходил.
Друг беспечности любезной,
Чадо неги и весны,
В век холодный и железный
Золотые вижу сны.
Бледность — роскошью мне зрится,
Сводом мраморным — шалаш,
И в душе моей гнездится
Нестареющая блажь.
Резвые люблю забавы,
Скучного бегу труда,
Не желаю громкой славы,
Не боюсь людей суда.
Лишь хотел бы, лиру строя
И прядя напевов нить,
Чувство мира и покоя
В сердце братии перелить.
Пусть другой надмен и шумен,
Обожает славы лик;
Кто был счастлив — был разумен,
Кто счастливил — был велик.
Людская душа — могила,
Где сотворивший мирно спит.
Жизнь живую земля покрыла,
Травами, цветами она говорит.
Приходи помечтать над могилой,
Если сам не умер давно.
Проснется с несказанною силой
Всё, что казалось темно,
И травы приклонятся к травам,
Цветы улыбнутся цветам,
И ветер зашепчет дубравам,
Нивам, полям и кустам.
Температура крови — тридцать семь
По Цельсию у ночи колдовской,
А днем пылающих деревьев сень
Не оградит от влажности морской.
Все вверх ползет безжалостная ртуть:
Вот сорок, сорок два и сорок пять…
Соленый этот кипяток вдохнуть —
Как будто самого себя распять.
Шары жары катит в меня Бомбей,
И пот стекает струйками со щек.
Сейчас взмолюсь я: только не убей,
Мне дочку надо вырастить еще.
Но не услышит зной моей мольбы,
Не установит для меня лимит.
Печатью солнца выжигая лбы,
Он поровну, всех поровну клеймит.
А эти боги с лицами людей,
И эти люди с лицами богов
Живут, благословляя свой удел,
На жарких землях пятьдесят веков.
И три недели жалкие мои,
Мой испытательный короткий срок,
Твердят: о снисхожденье не моли,
Узнай, пойми и полюби Восток.
Светлой предутренней грёзой,
Очерком тонким и нежным,
Девственно-белою розой
Светится в сердце мятежном, —
Нет, не земною женою,
Нет, не из дольных селений!
Это — туманной порою
Небом потерянный гений.
Кому-то шиш под нос, ну а кому — кормушка.
Рубль падает опять… А где же та подушка?
Неужто так и будет – шито-крыто –
В потёмках, у разбитого корыта?
Хочу понять, хочу, но не могу:
То где-то – ха-ха-ха! – то где-то ни гугу.
Когда ты близишься, душа моя пылает
И всё во мне от радости дрожит;
И кровь, как горный ключ, кипит,
И мозг в костях моих играет.
Что ж ты несешь с собой, творец и бог миров?
Какое нищему таинственное благо?
Ты окропил уста какою сладкой влагой?.
Я узнаю… то ты и то… твоя любовь!..
Из воды выходила женщина,
удивленно глазами кося.
Выходила свободно, торжественно,
молодая и сильная вся.
Я глядел на летящие линии…
Рядом громко играли в «козла»,
но тяжелая белая лилия
из волос ее черных росла.
Шум и смех пораженной компанийки:
«Ишь ты, лилия — чудеса!» —
а на синем ее купальнике
бились алые паруса.
Шла она, белозубая, смуглая,
желтым берегом наискосок,
только слышались капли смутные
с загорелого тела — в песок.
Будет в жизни хорошее, скверное,
будут годы дробиться, мельчась,
но и нынче я знаю наверное,
что увижу я в смертный мой час.
Будет много святого и вещего,
много радости и беды,
но увижу я эту женщину,
выходящую из воды…